Неточные совпадения
Или рано утром в сад уйду, еще только
солнышко восходит,
упаду на колена, молюсь и плачу, и сама не знаю, о чем молюсь и о чем плачу; так меня и найдут.
Тетка покойного деда рассказывала, — а женщине, сами знаете, легче поцеловаться с чертом, не во гнев будь сказано, нежели назвать кого красавицею, — что полненькие щеки козачки были свежи и ярки, как мак самого тонкого розового цвета, когда, умывшись божьею росою, горит он, распрямляет листики и охорашивается перед только что поднявшимся
солнышком; что брови словно черные шнурочки, какие покупают теперь для крестов и дукатов девушки наши у проходящих по селам с коробками москалей, ровно нагнувшись, как будто гляделись в ясные очи; что ротик,
на который глядя облизывалась тогдашняя молодежь, кажись,
на то и создан был, чтобы выводить соловьиные песни; что волосы ее, черные, как крылья ворона, и мягкие, как молодой лен (тогда еще девушки наши не заплетали их в дрибушки, перевивая красивыми, ярких цветов синдячками),
падали курчавыми кудрями
на шитый золотом кунтуш.
— Видно, в наказание господь дал, — расчеши-ка вот их, окаянные! Смолоду я гривой этой хвасталась,
на старости кляну! А ты
спи! Еще рано, —
солнышко чуть только с ночи поднялось…
В та поры, не мешкая ни минуточки, пошла она во зеленый сад дожидатися часу урочного, и когда пришли сумерки серые, опустилося за лес
солнышко красное, проговорила она: «Покажись мне, мой верный друг!» И показался ей издали зверь лесной, чудо морское: он прошел только поперек дороги и пропал в частых кустах, и не взвидела света молода дочь купецкая, красавица писаная, всплеснула руками белыми, закричала источным голосом и
упала на дорогу без памяти.
Я обрадовался этому случаю и изо всей силы затянул «дддд-и-и-и-т-т-т-ы-о-о», и с версту все это звучал, и до того разгорелся, что как стали мы нагонять парный воз,
на кого я кричал-то, я и стал в стременах подниматься и вижу, что человек лежит
на сене
на возу, и как его, верно, приятно
на свежем поветрии
солнышком пригрело, то он, ничего не опасаяся, крепко-прекрепко
спит, так сладко вверх спиною раскинулся и даже руки врозь разложил, точно воз обнимает.
Но в чем настоящее добро и истинное наслаждение для человека, она не могла определить себе; вот отчего эти внезапные порывы каких-то безотчетных, неясных стремлений, о которых она вспоминает: «Иной раз, бывало, рано утром в сад уйду, еще только
солнышко восходит, —
упаду на колени, молюсь и плачу, и сама не знаю, о чем молюсь и о чем плачу; так меня и найдут.
И она уснула почти
на руках Долинского. Когда
солнышко взглянуло сквозь занавеску, Даша
спала, спокойна и прекрасна, и предательские алые пятна весело играли
на ее нежных щечках.
Точно то же случилось со мной при взгляде
на кошку, которая
спала, свернувшись клубком
на солнышке, и напомнила мне мою любимую кошку в деревне.
Наигравшись, волчата пошли в яму и легли
спать. Щенок повыл немного с голоду, потом также растянулся
на солнышке. А проснувшись, опять стали играть.
От того обеганья ни червь
на гряды не
нападет, ни лютые медвяные росы, ни
солнышком овощи не припечет, ни дождиком их не зальет.
На пристань из работной избы пошел Марко Данилыч, а там лесники, развалясь
на плотах,
спят себе, пригретые
солнышком.
Маленькая комнатка, где она
спала, выходила единственным своим окном
на двор огромного дома, похожий скорее не
на двор, a
на глубокий колодец. Но яркое июльское
солнышко сумело пробиться и в эту щель и заглянуло в крошечную комнатку… Теперь оно играло
на черных волосах Милицы и
на её нежном, смуглом лице.
Так и сделал он. Только, в прибавку к своим обещаниям, брал ее за белые руки, сажал
на скамью, утешал ее, обещал ей всякую помощь. И пригожая вдова, успокоенная ли его обещаниями, или новым чувством к пригожему иностранцу, или желанием отомстить прежнему другу, вышла от лекаря почти утешенная. Недаром говорит старинная песня: «Молода вдова плачет — что роса
падет; взойдет красно
солнышко, росу высушит».
Ваня заслушивается этих песен, засматривается
на румяное
солнышко, которое будто кивает ему
на прощанье, колеблясь
упасть за темную черту земли; засматривается
на развалины крепости, облитые будто заревом пожара,
на крест Господень, сияющий высоко над домами, окутанными уже вечерней тенью.
— Авита, Иуммаль, авита! (Помилуй, Господи, помилуй!) — отвечал латыш, не поворачиваясь. — Давеча, только што
солнышко пало, налетело синих
на мызу и невесть што, словно весною рой жуков
на сосну.
Отдельного помещения у Пизонского не имели только два серые кота, или «котбшки», но и то опять потому, что они были в некотором роде номады, не нуждались в отдельном помещении и
спали там, где им казалось теплее: зимой
на жаркой печке, а летом перед
солнышком на завалинке.